Рейнгольд Месснер покорил все 14 существующих в мире восьмитысячных вершин. Легендарная в среде альпинистов личность, член Европарламента, автор нескольких книг неоднократно покорял Эверест. |
С каждым новым восхождением он усложнял поставленную перед собой задачу, постепенно отказываясь от привычного горного снаряжения — коммуникационного оборудования, кислородных баллонов. После того как вершины были им покорены, Месснер решил заняться преодолением пустынь. Он пересек Антарктиду, затем пустыню Такла-Макан на западе Китая и не собирается на этом останавливаться. Что ищет он за гранями человеческих возможностей?
Расскажите, откуда вы родом и с чего вы начинали.
Мое детство прошло на севере Италии, в маленьком поселке в Соут Трено. Я учился в школе и занимался скалолазанием до 20 лет.
Почему занялись скалолазанием? Потому что там были скалы. До 20 лет я посвящал этому занятию почти все свое время. В 25 впервые побывал в Гималаях и покорил одну из самых высоких вершин в мире, Нангапарбат. После этого начал учить других и написал много книг на эту тему. Покорив самые высокие вершины, отправился в пустыни и в зоны вечной мерзлоты. Пересек Антарктиду, Гренландию, пустыню Такла-Макан, достиг Северного и Южного полюсов… В это же время начал заниматься земледелием в Соут Трено. Следующий период жизни связан с посещением загадочных мест: священных гор.
А что вы называете священными горами?
Не я их так называю, а местные жители. Американские индейцы и те, кто живет на Тибете, знают много священных гор.
Когда вы начали заниматься политикой?
В прошлом году. Это новый этап в моей жизни. Я представляю интересы зеленых. Все еще занимаюсь альпинизмом, пишу книги, но в то же время…
Вы посвятили себя охране окружающей среды?
Да. Основная моя тема — горные хребты Европы.
Какой этап вашей жизни оказался самым длинным?
Они сменялись сами по себе, под влиянием внешних факторов. Сейчас, по моим подсчетам, начинается шестой период, и опять все меняется. Скорее всего, я займусь музеями и художественными фильмами. Сейчас подыскиваю место для музея, и, если удастся его получить, я обеспечу себе занятие на следующие 15 лет.
Что руководило вами, когда вы совершали восхождения в Гималаях?
Сначала это было чем-то вроде перехода в другое измерение. Высшей точкой в нем и являлись Гималаи. В 70-х, когда я начинал, у меня было хорошее снаряжение. Но я нарушил эту традицию и перешел на альпийский стиль, отказавшись от перильных веревок, высокогорных стоянок, кислорода.
Как вы к этому пришли?
Это случилось само собой. Используя современную технику, вы можете зафрахтовать вертолет и отправиться на вершину Эвереста. Но это скучно. Я ищу приключений. Например, теперь появились легкие баллоны из титанового сплава для кислорода. Но, находясь в экспедиции, я не пользуюсь ни ими, ни спутниковыми системами связи. Я оторван от всего мира, и меня это устраивает.
Вы не хотите привносить цивилизацию в горы?
Верно. Иначе вы лишитесь связи с природой. Я знаю, что во всем мире альпинисты берут с собой по 100 кг коммуникационного оборудования. Для них самое главное — ежедневно поддерживать контакт с друзьями, а то и с телестудией, чтобы любой человек мог, сидя дома перед телевизором, задаваться вопросом: «Где это он сейчас? А, он приближается к вершине». У меня иной путь. Мне нравится бывать там, где не ступала нога человека, чтобы никто не знал, что я делаю и вернусь ли назад.
Значит, альпинизм для вас — не соревнование…
Нет. Я не стремлюсь к рекордам. Для меня альпинизм — это тест на выносливость, интуицию, знание гор и самого себя. Когда человек остается один на один с горой, в душе происходит что-то особенное.
А как вам удается подняться на восьмитысячник без кислорода?
Медленно. Очень медленно, шаг за шагом.
У вас случались галлюцинации?
Да, бывали, особенно когда я был один.
Это было похоже на предсмертные видения?
Да. Вы одиноки, вам нужен спутник, вы придумываете его и уверены, что он существует на самом деле.
Он подобен призраку?
Нет. Вы ощущаете его физически, но не видите. Вы говорите с ним.
В своей автобиографии вы много писали о свободе.
Знаете песню Криса Кристофферсона? Если у вас есть дело, вы не вольны, если у вас есть замок, вы не свободны. Вы обожаете горы, но вы не свободны, потому что стремитесь к вершинам. Вы свободны, если вам нечего терять. Наверное, чтобы стать свободным, надо постареть.
Многие люди не свободны, потому что привязаны к своей собственности.
Хуже собственности для меня нет ничего. Чем больше я имею, тем больше ответственности беру на себя и тем больше свободы теряю. В древней Индии существовала традиция, по которой пожилые люди отдавали все детям, чтобы обрести свободу. Наверно, окончательно свободным я почувствую себя лет в 70. Мне бы хотелось провести свои последние дни в Альпах, как садху. Как свободный человек, кочевник, а не политик, не писатель, не скалолаз. Но свобода дана не всем. Кто-то должен нести ответственность.
Что вам дают путешествия?
Знания. Я кочевник, и хочу им снова стать, когда перестану заниматься политикой. Я хотел бы совершать не меньше трех поездок в год. Раньше я проводил в экспедициях до восьми месяцев в году. Теперь я путешествую только раз в год.
Что для вас означает слово «кочевник»?
Кочевой период развития человечества был по-настоящему прекрасен. Никаких лишних вещей. Только по прошествии лет люди построили города и изменили свою жизнь, но некоторые из них так и остались кочевниками и странниками. Мы и сейчас можем странствовать, а такая жизнь гораздо чище.